ПО ПОВОДУ КОНГРЕССА О МИРЕ (письмо к шведам)
1) ПО ПОВОДУ КОНГРЕССА О МИРЕ (Письмо к шведам)
В 90-е гг. письма к отдельным лицам или группам лиц становятся своеобразным жанром Толстого - публициста, позволявшим ему оперативно откликаться на злобу дня: получался широкий общественный резонанс, так как они не только пересылались адресатам, но и печатались в России или за границей.
Так, в начале 1899 года. Толстой пишетписьмо-статью «По поводу конгресса о мире», вызванную обращением к немугруппы шведской интеллигенции в связи с созывом в Гааге в мае этого года мирной конференции, инициатором которой было правительство Николая II.
Весьма значительными, достойными внимания, доводами письма Толстого к шведам следует признать его констатацию невозможности разрешать международные конфликты в судебном порядке в условиях продолжающегося военного противостояния держав, а также его критику ограничения некоторых видов вооружений в условиях наращивания других, и современнейших (39, 61-63).
Публицист констатирует также, что если бы, как хотят участвующие в конференции пацифисты, правительства предоставили бы своим гражданам трудовую альтернативу службе в войске, то в распоряжении властей «так мало оказалось бы военных, что некому было бы заставить работать рабочих» (Там же. С. 64).
Толстой подчеркнул беспочвенность пацифистских иллюзий о возможности добиться от готовящихся к войне правительств ограничения вооружений и сокращения войск. Он дал лучший совет: «Уменьшатся, а потом и уничтожатся войска только тогда, когда общественное мнение будет клеймить позором людей, продающих из-за страха или выгоды свою свободу и становящихся в ряды убийц, называемых войском». Отказавшихся от участия в военной службе, несмотря на соблазны и гонения, писатель признаёт «тем, что они есть: передовыми борцами и благодетелями человечества» (90, 62, 65. Выдел. наше. - Р.А.).
---------------------
2) ДОКЛАД, ПРИГОТОВЛЕННЫЙ ДЛЯ КОНГРЕССА МИРА В СТОКГОЛЬМЕ.
Летом 1909г. Толстой получил уведомление об избрании его почётным членом 18-го Международного конгресса мира и одновременно – приглашение приехать в Стокгольм для принятия участия в работе Конгресса. Решив ехать, Толстой начал готовить доклад для прочтения в Стокгольме. Но выехать он не смог, а доклад, присланный в Стокгольм, так и не был обнародован, так как его выводы показались излишне радикальными для благонамеренных пацифистов, и они отложили съезд.
Доклад явился итоговым, завершающим этапом эволюции взглядов писателя на войну и милитаризм, своеобразным творческим отчётом перед современниками и одновременно завещанием потомкам. Ложный патриотизм и военная служба находят здесь себе суровый, но справедливый приговор: «военное дело есть дело столь же и гораздо более постыдное, чем дело и звание палача, так как палач признаёт себя готовым убивать только людей, признанных вредными и преступными, военный же человек обещается убивать и всех тех людей, которых ему только велят убивать, хотя бы это были и самые близкие ему и самые лучшие люди» (38, 123).
Главный, коренной тезис доклада – для того, чтобы не было войн, не должно быть армий. Война есть только неизбежное последствие существования «вооружённых сил». Поэтому Толстой, предлагая опубликовать воззвание ко всем народам, настаивает на том, чтобы в нём была подчёркнута не столько и без того очевидная гадость и преступность войны, сколько гадость и преступность (против веры, нравственности и здравого смысла) военной службы (Там же. С. 119-125).
СКАЧАТЬ, ПРОСЛУШАТЬ АУДИОЗАПИСИ СТАТЕЙ:
Толстой Л.Н. По поводу Конгресса о мире (Письмо к шведам).mp3 — Яндекс.Диск
Толстой Л.Н. Доклад, приготовленный для КМ в Стокгольме.mp3 — Яндекс.Диск
ПРИЯТНОГО
ПРОСЛУШИВАНИЯ !
----------------------------------------------
ДВЕ ВОЙНЫ
Вот на что в этой статье стоит обратить особое внимание.
Л.Н. Толстой сравнил тогдашнюю испано-американскую войну с избиением сильным и молодым человеком (Америкой, ясный пень...) «выжившего из ума и сил старика». Восхваление американцев в прессе названо в статье «умственным повреждением» хвалителей (31, 98).
А «Второй войной» является для Толстого обратившее уже в это время его внимание противостояние русскому правительству выселенных им на Кавказ сектантов-духоборов, воздерживавшихся от греха повиновения властям. Толстой называет духоборцев «героями войны против войны» за их отказ отношения оружия и от военной службы (Там же. С. 99-100).
Как видим, статья -- не простенькая и ВЕСЬМА актуальная уже своим образным строем. Перед читателем -- европейцем, россиянином, -- почти наверняка причисляющим себя либо просто к умным и добрым, либо даже -- к христиански верующим людям, автор ставит дилемму: С КЕМ БЫТЬ? Кого поддержать -- одобрением на словах, поступками, денежной помощью: "своё" ли правительство, проводящее с целью наживы, аннексий, колонизаций и иных внешнеполитических и геополитических игрищ, агрессивную политику в отношении других народов и стран, ИЛИ -- духоборов и прочих ИСТИННЫХ христиан, ведущих, ценою огромных жертв и усилий, бескровную (с их стороны) "войну против войны": против самой антихристовой, языческой идеи добровольного или (чаще) недобровольного участия, на правах обитателя территории агрессора ("простого" гражданина, а в просторечии -- лошка...), всякого человека своими словами, поступками, деньгами и пр. -- в грызне "своего" государства с соседями, или внутри государства -- с несогласными с его политикой, будь то оппозиция или пресловутые "бандиты", "террористы" -- кстати, говоря, порождения той же садо-некрофильской цивилизации, которая породила и сами государства (кодлы грабителей и убийц, независимо от формального образа их правления).
Американские Штаты, Российская империя, путинская Россия -- не важно: надо только задуматься: С КЕМ ТЫ? С Христом или с князями мира сего? Разбойничьи ли заботушки (ах! как бы другая держава или, скажем, НАТО тебя в грабиловке не опередили!..) твоего монарха или "президента" должны быть ДЛЯ ТЕБЯ актуальны, или -- то, чтобы исполнить в жизни своей главный, религиозный смысл: совершенствования в любви и разумности, увеличение любви в окружающем мире проповеданием и примером?
ИЛИ -- христианство и ненасилие, ИЛИ -- государства и стремительное движение современной садо-некрофильской цивилизации к окончательному разорению природы и экономик в грызне и переделах территорий и остатков ресурсов, саморазрушению и гибели. ПРИДЁТСЯ выбирать!
ПРОСЛУШАТЬ И СКАЧАТЬ АУДИОЗАПИСЬ СТАТЬИ МОЖНО ЗДЕСЬ:
Л.Н. Толстой - Две войны.mp3 — Яндекс.Диск
ПРИЯТНОГО ПРОСЛУШИВАНИЯ !
1) О ГОСУДАРСТВЕ
2) ВРЕМЯ ПРИШЛО
-
I. ССЫЛКИ, ПО КОТОРЫМ МОЖНО ПРОСЛУШАТЬ И СКАЧАТЬ АУДИОЗАПИСИ СТАТЕЙ:
1) "О государстве":
Толстой Л.Н. О ГОСУДАРСТВЕ.mp3 — Яндекс.Диск
2) "Время пришло":
Толстой Л.Н. Время пришло (1908).mp3 — Яндекс.Диск
II. КОММЕНТАРИИ И ТЕКСТЫ:
1. "О государстве".
Ешё в марте 1909 г. в Дневнике Л.Н. Толстого среди очередных вещей, упоминается "Стражник" (см. записи от 16 марта). Надо полагать, что здесь разумеется именно тот разговор Л.Н. Толстого с встретившимся ему на пути стражником, который зафиксирован в воспоминаниях А.Б. Глльденвейзерв ("Вблизи Толстого") и который лёг в основу статьи о государстве.
Окончательный текст статьи относится к 12 мая 1909 г. При жизни Л.Н. Толстого ст. "О государстве" не публиковалась. Впервые напечатана в юбилейном сборнике трудов Толстовского музея в 1928 г., под ред Ник.Ник. Гусева.ТЕКСТ.
Л.Н. Толстой. О государстве
В первый раз ясно понял, что такое государство. А как, кажется, просто и легко было бы понять это.
Не боясь быть смешным, признаюсь о том поводе, который раскрыл мне все дело. Я возвращался нынче утром с прогулки, меня догнал едущий на санях живущий у нас стражник. Я устал, присел к нему, и мы разговорились. Я спросил, зачем он служит в своей гадкой должности. Он очень просто сказал мне, что чувствует и знает, что должность скверная, да где же он получит те 35 рублей в месяц: которые он получает.
И вдруг мне все стало ясно. Ведь все в этом. Все это великое устройство государства основано только на том, что стражник получает 35 рублей, тогда как не будь он стражником, цена ему 8.
И я в первый раз ясно понял все дело. А как, кажется, просто и легко было бы понять. Не говорю о тех поразительных глупостях, которые с важным видом пишутся в философии государственного права с именами всех философов, внушающими уважение к этому гнусному обману и поразительной глупости, в сущности дело ведь только в следующем.
Люди вооруженные, грубые, жестокие, грабят трудолюбивых, безобидных оседлых людей. Иногда грабят набегами — ограбят и уйдут, — иногда поселяются среди трудящихся и устраивают постоянный грабеж, т.е. отнимают часть их труда и пользуются им, ограждая себя оружием. Для более широкого распространения своего грабежа и упрочения его они угрозами, а главное подкупом, а то и тем и другим вместе, из ограбляемых подбирают себе помощников в ограблении.
На этом, только на одном этом основано все государственное устройство, различные отечества, включающие в себя народы одной или разных пород; на этом основаны всевозможные государственные учреждения: разные сенаты, советы, парламенты, императоры, короли.
Казалось, как легко бы понять. Так это очевидно, что, разъясняя сущность его, совестно говорить об этом обмане, как о чем-то новом, никому не известном: так оно бьет в глаза своей очевидностью. И удивительное дело: я, думая о предметах, связанных с государством, сознавая зсю его губительность, до 80-ти лет не мог вполне понять, в чем это простое и ясное дело, и только, смешно сказать, нынче мне это открылось как что-то новое вследствие слов стражника.
Ведь все, что делается в этом признаваемом столь возвышенным и торжественном учреждении, называемом государством, все это делается только во имя тех мотивов, во имя которых служит стражник, и ведь все эти цари, министры, архиереи, генералы делают то же самое, что делает стражник. Разница только в том и в пользу стражника та, что стражник, лишившись своей должности, все-таки заработает хотя бы 8 рублей в месяц, цари же, митрополиты, сенаторы, выйдя из своих должностей, не сумеют заработать даже на хлеб. Другая разница и огромная и тоже в пользу стражника та, что он, бедняга, наивно говорил мне, что знает, что, служа в этой должности, поступает дурно, но что же делать... Министры же и разные генералы, митрополиты, поступая дурно, только и делая, что дурное, стараются уверить себя, что они поступают не только не дурно, но совершают великие дела.
Да им, несчастным, и нельзя думать иначе: король, император, вообще так называемый глава государства не может не стараться верить в необходимость, даже святость своего положения, потому что хотя он в глубине души и знает, что, делая то, что он делает, он поступает дурно, где же он возьмет уже не те 35 рублей и не только те дворцы и всю ту безумную роскошь, к которой он уже привык, в которой родился, но и удовлетворяющее его тщеславие, то внешнее почитание, которым он окружен. Тоже и все министры, архиереи, члены палат и до последнего чиновника. Всем им, кроме удовлетворенного тщеславия, честолюбия, прежде всего нужны те огромные деньги, получаемые ими от государства, все же то, что пишется и говорится о необходимости, полезности государства, о благе народа, о патриотизме и т.п., пишется и говорится только для того, чтобы скрыть от обманутых, отчасти от самих себя настоящие мотивы своей деятельности. Древность же и внешнее величие и хитрые софизмы ученых, оправдывающие этот государственный обман, так искусно скрывают сущность дела, что не только обманутые, но и обманывающие не видят всю зловредность обмана.
Да, все представляется необыкновенно простым и ясным, когда найдешь ключ кажущейся тайны.
"Но что же будет, если люди не будут поддаваться обману и не будет государства?"
Никто не может знать того, что будет, и как сложится жизнь после того, как люди избавятся от того обмана, в котором живут теперь. Одно можно наверное сказать — это то, что, как бы ни сложилась жизнь людей, свободных от обмана и развращения, жизнь эта не может не быть лучше жизни людей, подчиненных обману и развращению и не понимающих своего положения.
26 февраля 1909 г.
2. "Время пришло".
1 октября 1908 г. Ник.Ник. Гусев записал в дневнике: "Преследование меня, Молочникова, рассказы проезжавшего недавно шлиссельбуржца Н.А. Морозова о том, что пришлось пережить ему и его товарищам за почти 30 лет сидения в тюрьмах, -- всё это вновь привлекло внимание Льва Николаевича к вопросу о государстве, порождающем такое ужасное зло. Вчера он не отрываясь написал (частью продиктовал мне) 17 страничек новой статьи -- воззвания против государства". Этим "воззванием" и была статья "Время пришло".
Статья впервые была напечатана в № 1 журнала "Единение" за 1917 год, а затем вышла отдельной брошюрой в издании "Посредника" (№ 1197).ТЕКСТ
Л.Н.Толстой. Время пришло
Жизнь моя накоротке. Я умираю, и прежде чем умереть, мне хочется ‑ не то, что хочется, но мне необходимо, я не умру спокойно, не сказав вам, всем людям, милым братьям моим, то, чем вы губите себя, чем губите не только свои тела, свои души, но и своих детей.
Говорить о том теперь, в чем это учение, я не буду, я говорил это много и много раз в других местах. Скажу только о том, что вытекает из того, что вы не следуете ему, какие ваши страшные страдания, какое развращение вас и детей ваших только оттого, что вы не следуете ему.
Последствие этого неследования то, что вы живете в том, что называется государственном устройстве. Государственное же устройство есть не что иное, как такое сцепление людей, при котором люди, сами не зная этого, мучают, губят себя, губят свои души, считая дурное хорошим и хорошее дурным.
Но что же такое это ‑ государство? Может быть, это ‑ какой‑нибудь завоеватель, злодей, дикарь, напавший на вас и завладевший вами силою? Должно бы быть так, потому что делает он над вами все то, что может делать только такой враг. И что же, ‑ этого врага нет, этот враг вы сами. Враг этот то государственное устройство, при котором вы сами мучаете, грабите себя, всех себя, в пользу малой части развращенных людей, пользующихся этим грабежом.
Но, может быть, нельзя жить без государства? Так по крайней мере, уверяют вас. "Без государства, без власти, без того грабежа и тех насилий, которые делаются над вами, вы все будете не переставая грабить друг друга, перережете себя". И вы как будто верите в это и спокойно даете грабить себя, и даже не то, что даете грабить (это еще было бы понятно), а сами грабите себя, а добычу отдаете тем, которые уверяют вас, что вам надо грабить себя и отдавать им добычу.
В головах ваших все так смешалось, что вы уже все видите навыворот. Люди, минуя таможни, перевозят товары, или дома торгуют, не платя пошлин, или сядут на землю, считающуюся господской, чтобы кормиться, все эти люди считаются преступниками, и их хватают, судят, сажают в тюрьмы; а никому в голову не приходит, что преступники те, кто мешает перевозить товары через какие‑то границы, или требуют пошлины с водки, сахара; что преступники не те, кто хочет удержать все, что заработал, а те, кто отнимают часть этого; не те, кто хотят кормиться с земли, а те, которые, не работая на ней, не пускают на нее. Главное же, преступники это те, кто лишают людей свободы за то, что они признают над собой одну власть Бога, а не хотят признавать над собой власти людей, не хотят идти в судьи, в солдаты, не хотят убивать, мучить людей.
Говорят, что можно человека здорового, сильного так запутать, что он поверит, что он слаб и не может пошевелиться ни одним членом, ‑ что он поверит этому и будет лежать и позволять делать над собой все, что вздумается. Разве не то же с вами, с нами, со всеми народами? Вас уверили не только о том, что вы бессильны, но в том, что вы сами должны сечь, мучить, позорить, развращать себя и своих детей. Зачем? За что губите себя, своих детей, свои тела и души?
Затем, что есть правительство, власти, государства и что нельзя не повиноваться ему, что всегда так было.
Но, во‑первых, то, что всегда ‑ не всегда, а давно ‑ так было, не показывает того, что теперь так и должно быть. Долго, очень долго, люди не знали другой жизни, как пастушеская, и других средств сообщения, как свои ноги и ноги животных, и слова, и даже не письмо и не печать. Но ведь это не осталось таким же навсегда.
Это во‑первых, а во‑вторых, надо понять, что такое государство, и какими силами оно обладает, чтобы властвовать над нами. Государство ‑ это власти. А власти ‑ это те люди, в руки которых мы отдаем свои жизни. Что это особенные люди, Самые лучшие или хоть самые сильные? Ни то, ни другое. Эти или по наследству, или по бессовестной извращенности люди, как Наполеоны, Екатерины, захватившие власть, или случайно по ловкости, тоже безнравственно, плутовски устроившие себе избрание.
Таковы власти. Сила же их в том, что мы сами всеми силами поддерживаем их. Сила в том, что мы все для своих маленьких выгод поддерживаем их, участвуем в их преступлениях, называемых законами, и для этих своих маленьких выгод губим свои и чужие жизни и души.
Пора опомниться, пора очнуться! Пора и потому, что страдания, а главное, развращение народа, то есть наше, все растет и растет и дошло уже до ужасающих пределов, Какой‑нибудь ‑ не могу удержаться ‑ негодяй, называемый императором, или подлец, называемый министром, задумают для самых ничтожных, легкомысленных, тщеславных, корыстных, низких целей присоединить к своим государствам маленькие народы других государств, вступят в войны, и сотни тысяч людей идут убивать братьев и умирать в сражениях.
Пора понять, что если было время когда государственные власти могли быть нужны, было время, когда они могли быть терпимы, было время ‑ каково самое последнее ‑ что люди, хотя и видели безумие подчинения государствам, не могли очнуться и освободиться от инерции предания, но пора понять, что теперь пришло время, когда разумные существа, люди, не могут уже больше сознательно губить свои жизни, свои души, и жизни и души своих детей. Пришла пора людям опомниться, и этому загипнотизированному человеку, поверившему в то. Что он не может пошевелить ни одним членом, спокойно встать, оглянуться вокруг себя и просто начать жить, как свойственно жить всякому живому существу. Пора всем людям, особенно христианского мира, понять, что они сами связывают, мучают, губят себя, и перестать это делать.
Перестать, самое простое, делать все то, что противно требованиям и выгоды здравого смысла, и, главное, нравственности. Перестать, самое первое, повиноваться тем, кто называет себя властью, перестать давать подати, перестать признавать таможни, а ввозить товары мимо, признавать суды, полицию и обязанность исполнять требования их, перестать отдаваться во власть военным, перестать, главное, самим принимать участие в каком бы то ни было насильническом действии правительств.
"Вы хотите податей, я не даю их, вы можете отнять, но я не даю и признаю не себя преступником, а вас грабителями и преступниками. Вы хотите, чтобы я вез товары через таможню, я везу контрабандой и знаю, что преступник не я, а вы. Тоже и с судами, и с военной службой. Не иду ни в присяжные, ни в выборщики, ни в солдаты. Главное же, не только не иду ни в стражники, полицейские, сборщики податей, ни в какие бы то ни было слуги правительств, но считаю преступниками точно так же, как и теперь считают преступниками убийц, ‑ всех людей, участвующих в правительстве".
"Вы говорите, что если уничтожить правительство, то мы все перережем друг друга. Но сколько вы ни говорите это, я не могу верить этому, не могу потому что я, человек, не имею ни малейшего желания резать моих соседей, точно так же и все мои соседи и знакомые. Желание это я вижу только в вас, не только желание, но и исполнение. Но из того, что несколько людей: императора, королей, министров, генералов, богачей и всяких губернаторов и т.п., имеют желание грабить и резать народ, что они и делают, я никак не могу заключить, чтобы весь народ желал того же, и вследствие того, что его перестали мучить, тотчас же бы стал мучить сам себя. Не вижу этого. Вижу только то, что государство есть остаток самого грубого, старинного суеверия, вроде суеверия жертв, приносимых богам, которое дожило до того, что оно даже и не может не быть разрушено".
"Хорошо, ‑ скажут, ‑ но если это так, то отчего, несмотря на явный вред его, государство держится и держится, и люди не могут разрушить его? Отчего это?
На это есть две причины.
Первая то, что те люди, которые теперь хотят и пытались и пытаются разрушить государство, пытаются совершить это теми самыми средствами, которыми государство держало и держит в своей власти людей. Пытаются разрушить не государство, а только одну из форм, заменив одну другой, и тем же насилием, и тем же обманом народа, который сам мучает теперь, а при разрушении одной формы государства будет мучать себя в другой.
Это одна причина, другая же причина это развращение, в особенности религиозное, до которого государство довело народы. Причина это в том, что люди не верят в то единственно свойственное нашему времени религиозное миросозерцание, по которому люди все братья и цель жизни ‑ увеличение в себе любви и соединения, не допускающих ничего разъединяющего: ненависти, вражды, неравенства и, главное, насилия. Поверь люди в это учение (они и верят, но только не решаются жить по нем), поверь люди в это учение, или скорее, откажись от того, что противно ему и скрывает его, и тотчас же они поднимутся, как тот загипнотизированный человек, и начнут жить истинно человеческой, согласно с сознанием всего человечества, жизнью.
Ведь нужно только одно: понять, в чем обман, и не участвовать в том насилии, которое губит наши жизни, не участвовать и не противодействовать ему тем же насилием. Подати? Я не даю, как не даю тому разбойнику, хотящему взять силой деньги. Отнять и вы можете, но знайте, что вы не власть, не государство, но просто грабители. То же на таможне, то же на суде, то же на призыв в войско, на предложение участвовать в выборах для образования насильнического правительства. Только поступай так десятки, сотни, потом тысячи, десятки тысяч людей, и кончится весь ужас нашей жизни. Очнитесь, братья! Время пришло.
Но что же будет ‑ будет для каждого отдельного человека и для народа, для того, что называется государством? Для народа будет то, что наверное уже не будет податей, не будет пошлин, не будет земельной собственности, отнимающей землю у трудящихся, не будет судов, тюрем, казней, не будет войн, ни тех, при которых сам идешь убивать и умирать, ни тех при которых чужие люди приходят убивать и разорять живущих. Скажут: "будет хуже". Пускай скажут. Что будет хуже? Мое воображение отказывается представить себе худшее. Худшее, что я могу себе представить, это то, что бывает в самые тяжелые времена революций. Но ведь и тогда все ужасы были оттого, что насилие продолжало считаться единственным средством улучшения своего положения. Так что худшее для народа от прекращения участия его в насилии я не могу и никто не может себе представить.
Но что же будет для отдельного человека? В худшем случае, в самом невероятном, если человек этот, не платя податей, не признавая границ государств, отказываясь от исполнения судейских и военных обязанностях, останется одиноким, будет то, что подать будет взята с него насилием, что на него наложены будут наказания за неисполнение правительственных требований вообще. Хотел я сказать о том, что те лишения и опасности, которым подвергнется человек, будучи одиноким, при отказе от участия в государственной жизни, что лишения эти будут меньше тех лишений, которым он подвергается, живя государственной жизнью. Хотел я сказать это, но это была бы неправда. Хотел я сказать, что риск наказаний за неуплату податей, за несоблюдение других требований государства, и в особенности за отказ от воинской повинности, предстоящей не всем, но только тем, которые подлежат ей, будет меньше тех невзгод, которые несет человек от участия в государственной жизни. Но, повторяю, это была бы неправда, и не может быть неправда, потому что благо, как духовное, так и телесное, приобретается только усилием ‑ духовным, нравственным стремлением жить по‑Божьи, для души. Без этого же человек как был рабом, так и будет рабом и никогда не освободится от рабства, которое он сам в себе носит.
Не может быть достигнуто благо многих людей и исполнение истины без жертвы и самоотречения. Жертва же и самоотречение доступны только человеку религиозному, живущему не для одного тела, а для души.
Так что то, к чему я призываю вас‑ это то ‑ чтобы избавиться от того зла, которым мы губим свои души и души близких наших нам и детей наших. Достигнуть же этого нельзя рассуждением и расчетом, а только духовным усилием и жертвой, которая дает благо людям и, главное, тому, кто ее проявляет.
Люди, или покоряясь самым унизительным для человека требованиям порабощения, совершая такие же злодеяния, как и те, от которых мы хотим избавиться, хотят быть людьми, иметь разумную, добрую жизнь. И этом недоразумение. Можно понять, что человек, не понимая совершаемого над ним обмана самопорабощения, участвует в нем, или, не понимая, что причина его угнетения ‑ насилие, по инстинктивно животному чувству делает насилие за насилие; но и непонятно и непростительно, когда человек, понимая обман, которым он опутан, и все то зло, которое терпит не он один, а его братья от этого обмана, ‑ сам участвует в нем, сам сечет себя и братьев, отнимает у себя плоды своих трудов, участвует, или деятельно, или молчаливым соглашением, во всех злодеяниях администрации, судов, войска, в которых ему велят участвовать, или, понимая причину своих бед в насилиях, сам совершает их.
Да, да, страшно, почти необъяснимо для разумного человека суеверие причастия, поедания тела и крови под видом вина и хлеба, или искупления и т.п., но еще удивительнее суеверие подчинения насилию государства или совершения насилия для уничтожения насилия: революционеры.
Страшны лишения, страдания, риск, но, не говоря уже о революционерах, рискующих несравненно больше тех, кто отказывается от участия в правительстве, разве не тот же или почти тот же риск по теперешнему времени и людей правительственных? Революционеры и бомбы сравняли шансы ‑ хотя на это они пригодились, и шансы эти все более и более уравниваются. Так что теперь, если человек предпочитает покорность властям, то есть дрянным людям, покорности Богу и своей совести, он делает это только по глупости или потому, что предпочитает ложь истине, подлость ‑ благородству, или если сам предпочитает делать насилия, как революционеры, то только потому, что предпочитает зверство ‑ человечности, ненависть ‑ любви и ложь ‑ правде.
Так это по расчету. Но человек становится человеком только жертвой. Есть сторонники суеверия государства, которые идут на жертву ради своего суеверия; есть, и еще чаще, такие революционеры; так должно и не может не быть и есть среди людей, не говорю: христиан, но просто людей разумных и добрых.
Так вот, будьте ими, и вы найдете истинное благо и дадите его людям.
1908